5

— …Газета?! — Дёма отразил холодный взгляд бригадира, сидевшего на спинке кровати. — В такой обстановке невозможно работать! Я снимаю с себя все полномочия. Вот вам новый редактор! — Он протянул кривой узловатый палец: — Вот он теперь отвечает за все!
     “Вот это номер!” — Павел хотел было возразить, но промолчал.
     — Да, ты, именно ты!! — Дёма наставил палец ему в грудь. — Это ты развалил работу!
     — Я?! — Павел вытер попавшие в лицо брызги. — Что ты несешь!
     “Спокойно. Ну кто примет это всерьез? Это же Дёма!”
     Но бригадир холодно взглянул на него:
     — За газету теперь отвечаешь ты. Вопросы есть? Вопросов нет!

     Да... Дёма передал ему эстафету — свой дурацкий колпак. С кем теперь делать эту газету? Никогда он не был в таком дурацком положении, никогда! Никогда? А так ли? Неужели совсем никогда? В больнице над ним смеялась вся палата. Особенно старшие, лет по четырнадцать... А он говорил им правду. Это не могло быть неправдой, ведь мама так сказала. А она медик! работает медсестрой. И она — женщина. Кому же знать, как не ей?! Когда женщина хочет иметь ребенка, она принимает специальные таблетки. Таблетки — ну что тут смешного!
     Тогда ему было двенадцать... Но теперь он стал совсем другим человеком! И теперь у него есть Лена...

     Ему завязали глаза, двое взяли под руки, повели. Сначала — огонь: его продымили над костром. Потом — вода: “Ложись!” — он лег. — “Ползи!” — Он пополз, воды хватало, глины тоже... Сверху держали что-то (носилки?). Потом — трубы: связали руки за спиной, согнули: “Иди!” — Били по трубе ломом, она гулко отзывалась. Потом — причастие: “Пей!” — он выпил. Нестерпимо горько-соленая “кровь”. “Ешь!” — ложка во рту — мука?.. “На колени!” — надавили на плечи. — “На колени!” — “Целуй!” — сухими, облепленными мукой губами он догадался: лопата... “Ничтожный раб! Посвящаем тебя в строители! Отныне твой герб — лом и лопата! Так будь же одним из нас, равным среди равных!” — (А он-то уже считал себя равным!) — Удар по спине, плашмя. “Встань! Развяжите его!”
     Так начался День строителя. Он должен был подчиняться чужой воле, “ничтожный раб”! Но Веры не было там. Ее там не было! А без нее — это только обычай, обряд. Со стороны, наверно, смешно... И прошла этот позор треть бригады...
     А вечером — танцы на городской площади. На эстакаде кинотеатра играл ансамбль, надрывались колонки. Вера должна быть здесь. Он только посмотрит на нее, из толпы. Вот так, постоит и посмотрит... Да вот она! — что-то шепнула Севе, пошла вниз по широким ступеням. Сева взял несколько аккордов — “История любви”.
     И — нет, этого не может быть! — она смотрит только на него: “Это ты?” — “Я... А это — ты? — ко мне?!” — “Должен кто-нибудь сделать первый шаг — я иду...”
     Осталось три ступени, две... “Она — солистка ансамбля... Какая ерунда! Никто не виноват... Это судьба.”
     — Разрешите вас пригласить! — первым подбежал Костя, за ним Коленька. За ним Славик из соседней бригады...
     “Она не заметит их, просто не заметит!” Но... Она остановилась! Она — медлит? Ей приятно... Она улыбнулась? — “Ну, нет! В очередь я не встану”.
 

6

Да что он возомнил о себе! Пока он ползал в луже, ее записывали на телевидении — прислали автобус... Ничтожный раб, раб! — Кто? Он, который владел Вселенной?! Девчонок на его век хватит, вон их сколько! Вот они — стоят рядком, ждут, когда пригласят. Но... Что за черт! Все они — все до одной, но каждая по-своему — уродливо, карикатурно были похожи на Веру.
     Все — кроме одной.
     Эту одну он и выбрал: “Можно вас...” — Она пошла...
     Лицом — в прохладный лен волос:
     — Как тебя зовут?
     — Лена...
     Потом они бродили по набережной, долго сидели на детской площадке — она села к нему на колени. Падали звезды. Он проводил ее (“Дальше не надо, я сама”), возвращался пустыми, незнакомыми улицами...
     — ...Да вы, вы! — Юра был вне себя. — Мне, вы слышите? мне — жалуются! — на вас! Штабные ловят моих людей! — Ну прямо копия де Тревиля, распекавшего мушкетеров после неудачной стычки с гвардейцами кардинала. — Отбой и так сдвинули до двадцати четырех — вы пришли... Что? В два! Что? Какой “обход”? не надо ля-ля! Кого вы пытаетесь обмануть? Ты — во сколько пришел?.. Ты?.. Ты?
     — В три, — сказал Павел.
     — Кто тебя видел?
     — Никто.
     — Точно?
     — Возле ворот никого не было. Но там фонарь, на всякий случай — через забор...
     — Молодец! — Юра круто сменил гнев на милость (утерли нос штабным!). — Вот как надо! Вы меня поняли? Вы меня правильно поняли? Да? Да?.. Нет, да?.. Все свободны. Разойдись!

     Лена! Как же он забыл о ней? Ведь она единственный человек здесь, кому он еще может смотреть в глаза... Он никак не мог согреться, до подбородка натягивал тонкое, застиранное одеяло, ворочался с боку на бок, пытаясь подавить кашель — напрасно... Понемногу начали проступать потолок и стены, черные спинки кроватей. “Спят... Все спят”. Вот и Мишка спит, рядом, через тумбочку, свернулся калачиком. Только затылок виден из-под одеяла... “Оброс, ежик. А, так вот кто был тот заморский гость! Значит, и он... Кто еще?” Он вспомнил: постель была смята, Мишки на месте не было. “Теперь ясно... Так, а Таллер лег на место Васьки...” — он приподнялся: пусто! Уж не приснилось ли... Стало немного светлее. Нет, Таллер мирно спал — на месте Жени. “Так вот почему молчал Женя: его здесь нет...”
     Горячие наплывы лиц, обрывки фраз носились в предрассветном тумане, собирались на лбу и скапливались за глазами. Он хотел бы поплакать, но не мог. “В чем-то я неправ... Но в чем?..” Странно, но именно эта мысль встала во главе стаи, потянула остальные к себе и начала — сначала тяжело и вяло, а потом все быстрее и легче — вращаться, увлекая их за собой, набирая и набирая темп.
 

7

. . . . . . . . . . . . . . .

© Анатолий Поляков, 2000