В коридоре не было ни души; горели две-три лампы дневного света, одна из них гудела, вспыхивала неровно. Перила и крашеные зеленой краской стены слегка покачивались, ступени наклонялись, и нужно было балансировать, чтобы не упасть... Третий этаж. Вот и дверь. Он ни за что не откроет ее. Даже если придется провести всю оставшуюся ночь в коридоре. Даже если придется провести в этом коридоре всю оставшуюся жизнь...

     — Разрешите поздравить вас с началом третьего, трудового, семестра! — Бригадир встал из-за учительского стола. — Многие из вас уже не новички, но в нашем отряде закончилась первая трудовая неделя. Сегодня первое воскресенье, первый выходной и... первое собрание бригады. Впереди у нас...
     В класс вошла девушка и села возле доски; рукава и брюки подвернуты — не нашлось размера для ее фигурки; волосы, тщательно собранные сзади, распушились на висках; родное что-то в глазах... Откуда такое чудо? — Что-то сдвинулось и повернулось в нем, словно у времени начался новый отсчет... А как же та, та девушка? Голос — звездный, как же? — Она где-то здесь, но... как добиваться того, что и так безраздельно принадлежит тебе, только тебе? Она смотрит прямо ему в глаза — и голос... черное небо, звезды... Волосы — будто рассыпались по плечам... Как выбирать между этой и той, если она — одна?..
     — Всего неделю мы работаем вместе, — продолжал бригадир, — мы уже познакомились, и у нас будет время получше узнать друг друга. Но могу сказать уже сейчас: я рад! Я рад, что в нашей бригаде хороший, дружный коллектив. Что именно в нашей бригаде — такие ребята: красивые, умные, талантливые!.. Вера — наш соловей (до сих пор у нее были репетиции в агитбригаде, поэтому мы ее не видели, но с завтрашнего дня она выходит на работу вместе с нами); Игорь — наш художник...
     Павел очнулся. Она — Вероника Панкова, солистка ансамбля, “наш соловей”! Значит, конец? Ведь никогда, никогда он не подойдет к ней. Поклонники и без него найдутся. Но неужели все и кончится так, еще не начавшись? Должен, обязательно должен быть выход! Вот если бы... Так вот почему стихи... — Он с надеждой взглянул на бригадира: “Сейчас он и про меня что-нибудь скажет”.
     Но бригадир с этим не спешил:
     — Гера — наш гитарист... — Вскочил мальчик-колобок со смешно торчащими вперед усиками.
     — Сева — наш пианист, органист ансамбля... — Сева только посмотрел на свои руки и криво улыбнулся.
     “Да что же он? забыл про меня, что ли!”
     — Дима, Дмитрий Демин — наш редактор, — продолжал бригадир (“Да ну же, ну!”), — он будет редактировать нашу стенную газету... — Встал высокий сутулый субъект, слегка поклонился всем корпусом, руки по швам.
     — Павлик... — бригадир одарил его шерифской улыбкой (“Вот сейчас, сейчас!”), — Павлик — наш пинкертон!
     Взрыв смеха. Он смеется, они смеются, она смеется... Ах, как она смеется! Ну, теперь все ясно: знай сверчок свой шесток! Вот он и сам смеется, подчиняясь общему смеху. Ничего, он еще себя покажет, они еще посмеются! — вместе.
     — Кстати, — сказал бригадир, — через месяц конкурс бригадных стенгазет. Я думаю, Игорь поможет Диме с рисунками, Коля сделает фотографии, а Костя и Павлик напишут что-нибудь...

     “...Всю оставшуюся жизнь...”
     Он поймал себя на том, что смотрит на ручку двери, которую держит его рука. “Надо идти (куда?), надо разжать пальцы и идти — вот так”. Он двинулся по коридору. Или коридор надвинулся на него? Мимо проплыл белый прямоугольник с надписью “Штаб отряда”. “В штабе решили... в штабе решили...” — крутилась заигранная пластинка. Постучаться, войти? Но это бы сильно смахивало на донос... Ступени снова выскальзывали из-под ног. “В штабе решили его на твое место положить”, — сказал Коленька. А что, если...
     Вот перед ним снова белый прямоугольник. Дверь подалась — он вошел:
     — Здесь есть кто-нибудь? — Шуршание, зажглась настольная лампа. Сонные лица штабных: как говорится, не ждали. — Я бы хотел лечь спать, если можно.
     — Что! Что такое? Какая бригада? Ах с ночной смены!.. Как место занято?! Да никто к нам не приезжал! — Пауза. — Подожди за дверью!
     Наконец один парень из штаба оделся и вышел к нему:
     — Пошли, разберемся.
     В палате штабной парень включил свет:
     — Где твоя койка? — вперед, по проходу. — Ах, эта! — одеяло на пол. На смятой простыне — телогрейка, гитара... Почти никто не спал — только ребята из первой смены. Он перестал что-либо понимать: “Да как же?.. Да ведь своими глазами!..”
     — Я видел: здесь лежал человек.
     — Что! Гитару от ушей отличить не можешь, подонок!
     Он словно перестал слышать и только смотрел на дергающееся в крике лицо. “От ушей”? — да нет, другое, совсем другое было слово... Но возражать не имело смысла. Главное, он никого не назвал. Завтра — завтра все образуется, все встанет на место. А теперь пусть идет как идет...
     Вот потушили свет. Он кое-как разделся и лег, кровать мерно пульсировала под ним. “Разыграли, черти!.. Выбрали же время, сволочи, спать осталось всего ничего!.. Ну вот и всё...” Но это было еще не всё.