|
***
– Ну когда, когда?
– Сейчас пока рано...
И всё снова погрузилось во тьму…
***
– Ну когда же, когда?
– Сейчас уже можно.
Сколько раз он слышал это: “Сейчас пока рано…”, и вот, наконец, услышал нечто иное.
Он хотел точно знать, что не ослышался:
– Сейчас уже можно?
– Да. Сейчас уже можно.
Сейчас! уже! можно! – Эта мелодия пела в нем, и слушать ее он мог бесконечно.
– А где?
– В столице мира.
– В Риме?
– Нет.
В столице мира, – но не в Риме. Как это понимать?
Но, кажется, он догадался:
– В Париже?
– Нет, в Москве.
“В Москве” – это почти ничего не говорило ему. Это было где-то очень, очень далеко… Но – “столица мира” – это что-нибудь да значит!
– В Москве? И уже можно?!
– Да. Но лучше лет через двадцать. А еще лучше – через пятьдесят.
– Через пятьдесят? – Это было много, больше чем много: намного больше, чем жизнь. “Может быть, тогда я успею еще раз: туда и обратно!”. Ему даже показалось, что он произнес эти слова, но ответа не получил. – Но ведь это, наверно, будет уже в другом веке.
– Даже в другом тысячелетии.
“Значит, как минимум, полвека уже прошло. А век, должно быть, двадцатый. Или уже тридцатый?! Не может быть…”
– Значит, Москва, двадцатый век?
– Да.
– Так зачем же ждать пятьдесят лет!
***
– Хорошо. Теперь ты можешь задавать вопросы.
Легко сказать!.. Когда впереди неизвестность: другой век, другая страна…
– О чем я должен спросить?
– Например, о родителях…
Ну, конечно, родители-то должны быть; как же он сам не догадался! Что же можно спросить о родителях?
– Надеюсь, они люди чести?
– В этом веке понятие “люди чести” как таковое утрачено. О чести говорят, так сказать, отвлеченно. Как о качестве человека вообще. В этом смысле, безусловно, они люди порядочные.
“Порядочные”? И только-то? Но потерять то, что уже имел прежде, – это было бы несправедливо.
– Я имел в виду, знатного ли они рода.
– Понятие рода тоже вышло из употребления… Впрочем, они принадлежат к древнему народу, давшему всемирно известных царей.
– Царей? Что значит “царей”?
– Слово “царь” произошло от имени Цезаря.
– Значит, эти цари жили после него?
– Нет, до него. Но это неважно…
А что важно? Он чувствовал, что совершенно ничего не понимает: самые важные для него понятия “вышли из употребления”… Собственно, он хотел узнать, пользуются ли его родители уважением, и каково их благосостояние. Как же это можно спросить?..
– А сколько слуг у них в доме?
– В этом веке – в этой стране – слуг тоже как таковых нет. Хотя… у них есть один человек.
– Как! Всего один?
– Да, один. Но зато преданный и верный. Согласись, это уже немало.
“Преданный и верный!” – отозвалось в самом его существе. Он не мог не принять такого ответа. Да и разум подсказывал, что лучше иметь одного верного человека, чем сотню, готовых тебя предать.
***
– Ты не спрашиваешь, что будешь делать.
– Я поэт.
Он знал, что мог стать известным. И, главное, любимым. Если бы успел… Но на этот раз (тем более в столице мира!) он непременно, обязательно успеет!
Перспектива так увлекла его, что голос стал отдаляться, и ему показалось, что он уловил только конец фразы:
– ...Кроме того, поэту надо в совершенстве знать язык.
– Ну, это не проблема: язык-то ведь будет – родной.
“Странно, – подумал он, – а на каком языке мы сейчас?..” – но теперь он боялся потерять нить и жадно ловил каждое слово.
– Да, это не проблема. Если не считать того, что язык меняется. Но в этом веке поэтом быть очень трудно, почти невозможно.
– Трудно? Но чем труднее жить, тем легче писать. Разве не так?
– В принципе, это верно. Но не всегда. Бывают эпохи, когда… Ты потом это поймешь. Хотя
потом ты будешь заниматься совсем другими вещами…
Другими вещами?! Но чем же еще может заниматься поэт? И поэт ли он, если занимается “другими вещами”? Так вся жизнь может пройти зря! А ведь он так надеялся, так хотел… Неужели судьба распорядится по-другому?! “Всё равно: я буду поэтом!” – твердо решил он про себя.
Но узнать надо было как можно больше:
– А чем я буду заниматься?
– Я не могу ответить на этот вопрос.
Как! Ответа нет? Может быть, знать будущее он не имеет права? Но ведь вопросы задавать он должен именно о будущем…
Эта мысль придала ему смелости:
– Хотя бы одно слово – я пойму!
– В этом нет никакой тайны. Просто тогда будут существовать занятия, о которых пока, даже в двадцатом веке, никто понятия не имеет. Поэтому и слова такого еще нет. И даже если произнести его, оно ничего тебе не скажет.
“И слова такого нет! Что же все-таки это может быть, чего пока еще нет?”
– А то, что я буду делать, люди увидят?
– И да, и нет. Можно сказать так: это смогут увидеть миллионы.
– Значит, то, что я буду делать, станет известно миллионам?!
– Не обязательно. “Смогут увидеть” и “увидят” – не одно и то же. Ты потом это поймешь.
Он живо представил себе городскую площадь, полную народа. “Да как же это? – подумал он, – смогут увидеть и не увидят!”. И только потом ему дано будет это понять…
– А когда “потом”?
– В другом веке.
– Значит, я доживу? Но сейчас – в этом веке – я буду поэтом? – Ему показалось, что он услышал “да”. Или это только показалось?!
Голос опять стал отдаляться:
– Ну, всё… Пора.
Как! Это всё? Уже на выход?! Ведь он всего лишь хотел узнать – когда?.. И неужели это все, что ему полагается знать!? Что же еще? Что-то важное…
– И еще, последний вопрос: здоровье.
– Здоровье? – голос снова был где-то рядом. – Болеть будешь. Но иммунитет у тебя будет железный!
“Иммунитет будет железный”, но тогда почему он должен болеть? Он чувствовал, что ничего не понимает… Однако пространство вокруг него пришло в движение, стало смещаться, и спрашивать было уже поздно. Последнее, что он услышал, уже откуда-то сзади:
– Ну всё, пошел!
***
“...Мне хорошо здесь. Мне хорошо, но я должен уйти.
Я должен уйти – покинуть это место, что всегда было моим. Что никогда, никогда им больше не будет.
Я должен уйти.
Но если это должно случиться, то пусть случится сейчас!”
И вот – я двигаюсь. Всем существом...
Но что это?! Чем сильнее вперед, тем дальше от цели! Тем дальше от себя...
Последняя мысль: – Ах!
“Не получилось!..”
Легкая, невесомая его часть отделилась и понеслась ввысь – туда, где нет тепла и света. И всё снова погрузилось во тьму…
Так вот что значит родиться! – Умереть??
***
Лишь много лет спустя он узнал, что родился мертвым – запутался в пуповине.
...Но почему-то помнил:
“Всё будет хорошо!”
|
